Как обухом по голове, на двухчасовые попытки придумать новый формат интервью обрушилась мысль: я не хочу продолжать заниматься журналистикой. Ни в каком виде. Совсем.

Истина, единственно неколебимая, заключается в том, что я всегда хотела менять мир, масштабно и, возможно, кардинально.

Бывало, хотелось почегеварить, "уйти в политику" — ёлки-палки, поверить сложно, что когда-то я была одной из тех, кто верил: политика функционирует на основании общих усилий. Шло время, и до вправленного Ницше и Стругацкими мозга потихоньку допёрло, что политика – удел избранных, пробравшихся сквозь неотмываемую грязищу, и я оставила идею заходить с этой стороны: не засомневалась в критерии избранности, но просто обмакиваться в нечистоты, даже зажмурившись и заткнув нос и уши, не хотелось.

Что же, может, тогда двигать мир посредством искусства? Все эти музыкальные школы, художка и так далее — не зря, может, всё это было в моей юности, вместо сидения на лавочке с дворовыми приятелями? Нет, с искусством как-то нет, хотя ведь прочили невероятные результаты во всём, к чему я проявляла креативный интерес. Но искусство – это как-то эфемерно, нефундаментально, если ты не да Винчи, а ты не он - тут уж без обид.

А что фундаментально? Наука, ну, конечно. И уж, разумеется, не микробиология и не теоретическая экономика — бери выше: космос. И понеслось: матан, сопромат, тервер, (зачем-то) философия, социология и даже та самая экономика — итого три года, а дальше сил уже не хватило: у космоса, как оказалось, есть предел, и он прочно обосновался на картинках в учебнике, не выходя за границы страничек с рисунками механизмов и двигателей ракет и - изредка - космос расширялся до "не забыть учесть гравитацию" в формулах задач по физике. Запал сошел на нет, мотивации брать стало неоткуда; надлом романтических ожиданий от столкновения с университетской реальностью, и вот, когда выбор точки опоры для перевёртывания мира заметно сократился — а время всё шло – пришлось ускорить процесс поиска предназначения.

Имеется: три иностранных языка, технический склад ума при хорошей гуманитарной подготовке, масса разрозненных навыков и знаний с формулировкой «мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь». Общий знаменатель нарисовался весьма логично: журналистика.

Казалось, вот оно: всё в одном флаконе, и, главное, непреложное требование соблюдено, как никогда до этого, сполна: уж если прошел момент, когда можно было глаголом жечь, то теперь наступила эра прожега сознания людей видеофайлами на YouTube.

Три года. Интервью, мастер-классы в МГИМО, десятки, сотни новых знакомств, истории, судьбы, более или менее значительные связи — и что? И ничего. Чуть не до истерического смешка, если честно.

Закономерно, всё в тот же третий год увлечения одной и той же деятельностью - та же развязка: снова мимо. Снова фальш-финиш, хотя старт виделся самым настоящим. Потихоньку всё стало приедаться, затем возникла апатия, потом — уныние, сменившееся внезапно смирением - и, вроде, посмотрев со стороны, я встряхнула головой: да нет же, всё круто, новые люди, постоянные тусовки, возможность попасть туда, за сцену — и всё снова закрутилось… Но это была лишь ремиссия; и вот за ней следовала настоящая агония и, наконец, полное безразличие и отмирание: скука.

Я поняла, что скучаю с собеседниками, хотя они умны, интересны, иногда вопреки ожиданиям и общепринятым мнениям. Я поняла, что мне не хочется формулировать вопросы, потому что ответы на них я знаю заранее, и степень уверенности в этом росла от интервью к интервью. Я поняла, что они - мои собеседники - не скажут ничего такого, что я бы золотом вышила на шёлковой подушке; ничего такого, ради чего стоило бы задавать вопросы.

Актёру говорят: как только перестанешь волноваться перед выходом на сцену - уходи из профессии. Наверное, в журналистике так же: когда тебе есть, что спросить, но нет собеседника, которому интересно задать этот вопрос - уходи. Вот почему объектив камеры никогда не направлен на тебя: чтобы ты мог тихо и незаметно уйти.

Не то что мне свойственно испытывать пиетет, я не возвожу никаких кумиров и авторитетов, но тут, в журналистике, как с да Винчи в искусстве: Орсон Уэллс и Руперт Мёрдок постарались не для тебя, а вместо тебя. Они успели. А ты нет.

Успеть раньше того, кто будет первым - вот это журналистика. И ты не успела. Тебе нужно что-то, где будет больше времени, меньше пострефлексии и, в идеале, сведённое к нулю взаимодействие с людьми.

And remember: all your answers will be questioned.